Флешмоб про ассоциации я сейчас не потяну. Хочу, но не могу - слишком нравится, затянет, время пролетит и провалю экзамены. А Аонэ написала для меня такую глючь, что не могу не взять себе на память и отвечу.
Пишет Aone:
Пишет Aone:
16.10.2015 в 11:51
Suulen, вот честно, я не знаю, почему ты у меня в последнее время всегда в мужском роде!%))
Ты стал приходить к подножию моей башни после Самайна: в черных одеждах и со снежно-белой кожей, то терялся среди сугробов и остовов деревьев, то делал так, что тебя невозможно было не заметить. На твоем поясе висела лира, а глаза были ярко-зелеными, как у Неблагих ши из наших мрачных легенд: говорят, такие глаза - на погибель и забытье, на вечный сон под холмом или под толщей зимних вод.
Ты засмеялся, когда я пыталась сплести пальцы в охранительных жестах. В твоем смехе, к великому моему изумлению, не было ничего жуткого, хоть и был он ломким, как иней под теплым дыханием. А ты небрежно пожал плечами и сказал, что голос немного сел на морозе.
Это было так...по-человечески.
Иногда ты просто говорил со мной. Иногда - не говорил, а наигрывал на лире. Пару раз спрашивал, не тяжко ли мне все время сидеть в этой высокой башне - и, когда я испуганно отпрянула от окна, испугавшись зеленого любопытного огонька в глазах, на твоей ладони появился первоцвет. Ты задумчиво посмотрел на меня и положил его на подоконник. И легко спрыгнул вниз, в синие сумерки - чтобы прийти еще раз, и еще.
А я - и боюсь, и не верю, и, замерев, каждый раз протягиваю руку все дальше, дальше - все ближе к пальцам, затянутым в черный бархат или кожу.
И я уже знаю, что весной мы вместе выйдем из моей башни.
URL комментарияТы стал приходить к подножию моей башни после Самайна: в черных одеждах и со снежно-белой кожей, то терялся среди сугробов и остовов деревьев, то делал так, что тебя невозможно было не заметить. На твоем поясе висела лира, а глаза были ярко-зелеными, как у Неблагих ши из наших мрачных легенд: говорят, такие глаза - на погибель и забытье, на вечный сон под холмом или под толщей зимних вод.
Ты засмеялся, когда я пыталась сплести пальцы в охранительных жестах. В твоем смехе, к великому моему изумлению, не было ничего жуткого, хоть и был он ломким, как иней под теплым дыханием. А ты небрежно пожал плечами и сказал, что голос немного сел на морозе.
Это было так...по-человечески.
Иногда ты просто говорил со мной. Иногда - не говорил, а наигрывал на лире. Пару раз спрашивал, не тяжко ли мне все время сидеть в этой высокой башне - и, когда я испуганно отпрянула от окна, испугавшись зеленого любопытного огонька в глазах, на твоей ладони появился первоцвет. Ты задумчиво посмотрел на меня и положил его на подоконник. И легко спрыгнул вниз, в синие сумерки - чтобы прийти еще раз, и еще.
А я - и боюсь, и не верю, и, замерев, каждый раз протягиваю руку все дальше, дальше - все ближе к пальцам, затянутым в черный бархат или кожу.
И я уже знаю, что весной мы вместе выйдем из моей башни.
Когда решился впервые открыться тебе, уже была глубокая осень, когда в густой темноте ярче горят глаза ночных сов и лисиц, искрится мех у волчьих вожаков, и сухие молнии прорезают небо бесшумно, а трусливые твари не покидают нор после наступления темноты. Мне хотелось забрать тебя с собою сразу, увести в сон, не отпускать, чтобы под корнями лорда вязов снова открылся давно засохший родник - но ты не смогла бы жить в этом стылом безмолвии, что приходит следом за Самайном, поэтому я буду ждать.
И когда оттают ручьи, ночь отступит за дальние скалы, вернутся птицы и зацветет поляна первоцветов, ты пойдешь вместе со мной, чтобы снова стало биться сердце леса. Вот тебе его цветок - не забывай меня.
Спасибо тебе огромное